Сказки туманной луны после дождя (1953) - японское кино
https://www.youtube.com/watch?v=Fhu59se8MfE"Почему в его фильмах мужчины безрассудны и эгоистичны, а женщины благоразумны и самоотверженны? Пожалуй, это самый частый вопрос, возникающий после просмотра картин Кэндзи Мидзогути, чьё прошлое и приоткрывает завесу. Отец по глупости обрёк семью на бедность и мучения, тогда как в трудные годы жизни юному Мидзогути помогли мать, а также сестра, вынужденная стать гейшей. Это и оставило яркий след в фильмографии режиссёра, который, снимая о чём угодно — о мире гейш, дзидайгэки или даже экспериментируя с жанром кайдан — всегда превозносил женщин, способных и готовых на самопожертвование. Одна из самых известных его лент «Сказки туманной луны после дождя» рассказывает о крестьянах в пору гражданской войны XVI века. Гончар, желающий быстро разбогатеть в городе, и его сосед, мечтающий стать самураем, не внимают советам и мольбам своих жён, бросая тех на произвол судьбы.
Тема долга перед матерью в Стране восходящего солнца традиционна. Но Мидзогути одним из первых открыл миру элегическую сторону японского кино. Его поэтичный киноязык, любовь к деталям и умение подбирать выразительные кадры, гармонирующие с жестокостью и страданиями, преобразуют картину в подобие поэмы. Так и в «Сказках туманной луны после дождя», одним из любимых фильмов Тарковского и Скорсезе, режиссёр показывает обрушившиеся на людей беды войны, а вслед за этим — планы умиротворённых буколических пейзажей, где оказались преследуемые солдатами крестьяне, что словно даёт надежду на возможное счастье здесь и сейчас (не тут ли черпал вдохновение Тарковский, снимая «Иваново детство»?). Сказочное название ленты точно навевает некое романтическое настроение, хотя Мидзогути скорее реалист, склонный к меланхолии, но отнюдь не романтик или фантаст.
Тем интереснее, что, взяв за основу кайданы Уэды Акинари, и вдохновившись рассказами Ги де Мопассана, он не превратил элемент фэнтези в лейтмотив, а утяжелил тем самым трагедию. Жажда наживы и славы приносит мужчинам удачу, но, помимо того, и больше горя и испытаний их семьям. У Акинари люди после смерти возвращаются призраками — одни мстительными духами, другие в поисках любви, третьи в качестве напоминания о совершённых ошибках. Однако сценарий отсеивает множество перипетий из книги, отчего сверхъестественное в ленте ощущается куда менее остро. Режиссёр прежде всего заимствует то, что ему интересно, делая своих героинь способными любить и поддерживать даже после всех терзаний, в том числе и после смерти. Именно так тоска по прошлому и утраченному отзывается наиболее горько. Если это и сказка, то мрачная и печальная, хотя не лишённая морали, вроде той, о которой говорил Гораций — о счастье, что всегда находится на расстоянии вытянутой руки. Но в основном это тот же Мидзогути, бродящий по лабиринту собственных страстей, в надежде на катарсис, чего достигнет в финале «Управляющего Сансё».
Снимая в привычной манере «одна сцена — один план», автор создаёт эффект полного погружения. Тому способствует и мистическая атмосфера, будто обволакивающая зрителя, стирая едва ощутимую грань между действительным и призрачным. Самая драматическая сцена сопровождается детским плачем: мать, носящая на спине голодающего ребёнка и всеми силами оберегающая его, погибает от рук обезумевших солдат. Моэм как-то писал: «Женщина всегда пожертвует собой, если предоставить ей для этого подходящий случай». С ним соглашается Мидзогути. Но это не что иное, как ещё один способ изображения силы духа и преклонения перед культом матери. Вопреки демонстрации многочисленных горестей, которые в картинах японского классика, так или иначе, неминуемы, сквозь трагические судьбы героев проступают гуманистические посылы режиссёра — сочувствующего, но остающегося, как и зритель, беспомощным наблюдателем. Его неизменным спутником на протяжении всего творческого пути становится неизбывная грусть, вызванная человеческой безжалостностью и утратой счастья. Не зря Мидзогути сравнивают с Шекспиром. Выдающиеся сюжеты всегда трагичны."
https://www.kinopoisk.ru/film/156647/
