Священник УПЦ, принесший покаяние после уклонения в раскол, рассказал о своих 20 днях в ПЦУ8 августа 2022
Протоиерей Владимир Литвенчук, настоятель Благовещенского храма в Луцке, был запрещен в священнослужении в мае 2022 года за уклонение в раскол. Менее чем через месяц он принес покаяние и был восстановлен в сане. Он рассказал в интервью о своих 20 днях в «ПЦУ».
Священник описал свои ощущения и переживания в это время, о решении вернуться и встрече с Блаженнейшим Митрополитом Онуфрием.
https://raskolam.net/ru/56950-svyashhennik-upc-yakij-prinis-pokayannya-pislya-uhilennya-v-rozkol-rozpoviv-pro-svoi-20-dniv-u-pcu«Я не мог ни есть, ни спать, каждый день просил Бога, чтобы утро не начиналось» — священник УПЦ о своих 20 днях в «ПЦУ» 08.08.2022
Протоиерей Владимир Литвенчук, настоятель Благовещенского храма в Луцке, был запрещен в священнослужении в мае 2022 за уклонение в раскол. Менее чем через месяц он принес покаяние и был восстановлен в сане. О его 20 днях в «ПЦУ», об ощущениях и переживаниях, сопровождавших отца Владимира в это время, о решении вернуться и встрече с Блаженнейшим Митрополитом Онуфрием читайте в интервью, опубликованном в июльском номере «Церковной Православной газеты».
— Сегодня известно о ряде случаев, когда наши священники сначала ушли в «ПЦУ», а затем вернулись. Расскажите Вашу историю.
— Здесь, на Западной Украине, довольно все непросто — и давление, и людям надо было что-то дополнительно объяснять. Когда я общался с ними, то видел, что многие, как и я, ожидают некоторых более решительных шагов от иерархии нашей Церкви. Мне тогда показалось, что последний Синод перед Собором не принял необходимых решений, и это побуждало меня к своим шагам, о которых я впоследствии очень пожалел. Сейчас я точно знаю, что нельзя такого допускать. Это просто очень страшные вещи, особенно это чувствуется для нас, священников, получивших запрет. Мы выросли в этой Церкви, канонической Церкви, мы получили все в этой Церкви, мы вместе с паствой строили храмы, отстаивали их… Я не скажу, что там (в «ПЦУ». – Ред.) плохие люди были, они и молились, и все остальное, но когда прошла где-то неделя, я понял, что это совсем не та структура, совсем не то, чтобы нам хотелось.
– В чем это проявилось? Что же было не таким?
— Сначала мне действительно казалось, что это одно и то же. Кажется, богослужения такие же, только на украинском языке — вообще без проблем. Но в таком духовно-нравственном видении я понял, что это совсем не то… Были некоторые вещи, которые происходили со мной во время Литургии, что я просто не мог вовсе совершать богослужение.
– Вы могли бы рассказать об этом подробнее?
— …На самом деле, я бы не хотел это озвучивать.
Могу только сказать, что матушка, когда у нас пошла речь о моем намерении, сказала: «Смотри, батюшка, чтобы потом ты не жалел». Эти слова звучали в моей голове все чаще.
Первую неделю жил еще на эмоциях, остальные 14 дней после первой недели (в общей сложности я был чуть более 20 дней в «ПЦУ») я жил на одних таблетках — антидепрессантах.
Естественно, матушка меня поддерживала, потому что мы семья, но она видела, как мне тяжело, что со мной происходит. «Батюшка, ты что-то говоришь не то, делаешь что-то не то. Почему ты не едешь в церковь? – спрашивала. А мне ничего не хотелось. Я не мог ни есть, ни спать, каждый день просил Бога, чтобы утро не начиналось.
— Вы упомянули выше о своей пастве. Как она приняла Ваше решение?
— Несколько человек последовали за мной, как за своим священником. Но большинство перестало ходить в церковь. Просто этот храм строил я со своими благодетелями, поэтому я в нем остался, а те, кто не восприняли мой выбор, ходили в основном в кафедральный собор в честь Всех святых. Хор не распался, а продолжил собираться на певицы, одним словом, они молились.
Я переживал за этих людей больше, это был самый скелет той общины, тех молитв, тех стояний за то, чтобы и землю получить от власти и т.п. Совесть подсказывала, что я их, можно сказать, обманул, оставил без храма, оставил их без… и даже без себя, как пастыря. Люди мне верили, доверяли. Потом они звонили, в соцсетях писали: «Батюшка, вернитесь», «Мы скучаем по Вам».
Все напоминало о моих людях, их лица все время стояли перед глазами. Позже я им сказал: "Это вы меня вымолили, чтобы я вернулся".
А еще повлияло, что у нас на Волыни происходило, когда храмы забирали. Батюшки реально всю свою жизнь вложили в эти храмы, все свое служение, все свои годы самые лучшие. В Рожищах благотворительный получил инфаркт как раз тогда, когда я перешел в ПЦУ. Я не мог это выдержать, думал: «как же это так, батюшка Петр – как он может так вот заболеть?». А это все на нервах происходило, когда происходит такая несправедливость. Это еще больше и больше угнетало меня.
Трудно было и от того, что друзья-священнослужители и многие другие друзья не могли понять мой выбор.
После того как я решил вернуться, говорили, что меня подкупили, заставили — нет, это чепуха. Я просто не мог, не мог это все пережить.
— А в «ПЦУ» Вы общались с их «архиереями», «священниками»?
— Да, общался с Михаилом Зинкевичем, даже «сослужил» ему однажды. Это тоже очень тяжело было. Наверное, с того момента я понял, что что-то не то происходит. Я тогда вспомнил совсем другую Литургию, по которой сослужил покойному митрополиту Нифонту.
А в тот момент, когда Михаил Зинкевич меня представил: «Вот смотрите, перешел, молодец», и весь погост храма мне зааплодировал аплодисментами — это было даже страшно.
Однажды мне задали вопрос: «Возможно, Вас там не приняли? Может быть, Вас там священники, которые перешли вместе с Вами, не поддержали?». Но не хотелось никакой поддержки. Один одно говорит, другой другой, но я следил только за собой, и все больше отдавал себе отчет, что я так дальше не могу.
Как-то было богослужение, мы собрались в одном из храмов Волыни как «бывшие священники из УПЦ». Ну вроде бы все хорошо снаружи, но это совсем не то. Я ехал домой и корил свою совесть, ну не мог я просто, не то мне было, и все. Мне один «иерарх» говорил: «Да ты не сомневайся ни в чем, не сомневайся». Ко мне и сейчас могут перезвонить из «ПЦУ» «священники», я им говорю: «Простите, я не смог быть в вашей церкви, в вашей структуре».
— Что окончательно повлияло на ваше решение вернуться?
– Решения, которые принял Собор 27 мая. Все стало на свои места, решения Собора просто расставили все точки над "i". Все, что меня тревожило, можно сказать, не давало покоя, Собор разрешил, и для меня это стало поворотным моментом.
К тому времени у меня уже было очень тяжелое психологическое состояние. Я совсем понял, что попал в политическую структуру «Православная церковь Украины», а не в Церковь. Хотя вроде бы казалось, что это все равно и то же. Меня совесть замучила, и впоследствии я обратился к своему товарищу по семинарии еще отцу Сергею Ющику. Я ему просто сказал такие слова: «Батюшка, спаси меня, потому что я погибаю». Он связался с помощниками Предстоятеля, и я поехал на покаяние к Блаженнейшему.
— Как прошла встреча с Блаженнейшим Митрополитом Онуфрием?
— Блаженнейший – это святой человек. Я когда ехал к нему на прием, то чем ближе приближался к Киеву, тем тяжелее было. Я не знал, что он скажет, как он отнесется ко мне, но он просто принял меня по-отечески, как сына. Пожалуй, впервые в жизни за 20 лет в священном сане я почувствовал такую духовную, пастырскую, святительскую поддержку. Блаженнейший меня услышал, Блаженнейший исповедал меня. Я безгранично благодарен за то, что он меня принял, как ту заблудившуюся овцу в ее 20-дневном «путешествии». И когда я возвращался из Киева, то это было совсем другое состояние. Велика благодать, которую сегодня в это непростое время руководит нашей Церковью.
- Какие Вы получили наставления?
— В первую очередь, чтобы у меня было покаяние, чтобы я осознал, что произошло, и чтобы всю свою жизнь старался не делать ничего подобного и с покаянием жил. Я когда-то в Волынской духовной семинарии преподавал пастырское богословие, и задавал себе вопрос: «Какое духовное, нравственное состояние имеют священники, которые перешли в раскол, отошедшие от Церкви?» Никогда не мог подумать, что в жизни столкнусь с этими вопросами лично. Блаженнейший повернул меня на тот путь, с которого я свернул.
– Как Вас встретили дома?
— Когда мы вернулись, я сразу объявил первую службу в храме, и все люди, не ушедшие со мной в «ПЦУ», вернулись, весь хор. Я попросил прощения. Когда я встал перед ними на колени, все стали на колени вместе со мной. Мы взаимно попросили друг у друга прощения, но в первую очередь это было мое покаяние. Люди простили. Подходили к кресту, я благословлял всех, они плакали и говорили, что это Пасха, что сегодня у нас Пасха.
— В «ПЦУ» не препятствовали Вам, не пытались забрать храм?
– Все документы на храм у нас. Он еще на стадии строительства, хотя мы уже служим, освящена верхняя церковь, в нижней – бомбоубежище. Мы вместе с двадцаткой прихода провели собрание религиозной общины, собрали более 200 подписей, зафиксировали все в протоколе, завизировали у Блаженнейшего Митрополита Онуфрия и архиепископа Волынского Нафанаила. Конечно, все может произойти сегодня, но пока нет никаких подобных движений. Некоторые звонили по телефону в начале, обзывали и предателем, и сепаратистом, и коллаборантом. Я просто не отвечаю сейчас больше на их звонки и предложения вернуться. Мне хватило за 20 дней почувствовать все.
- И как вы сейчас себя чувствуете?
— Каждый день хотелось бы служить, каждый день хотелось бы совершать Евхаристию. Матушка моя говорит, да и другие люди: «Батюшка, вы совсем другой стали». Конечно, как и всех, угнетает война, и все страшные моменты, связанные с ней, но моя совесть спокойна. Я понял, что сегодня в мире живу со своей совестью, которая мне подсказывает, что все-таки мы находимся в той Церкви, которая действительно для нас Церковь Христова, которая во главе с нашим Предстоятелем ведет наш кораблик ко спасению.
Общалась Валентина Гордейчук
https://news.church.ua/2022/08/08/ya-ne-mig-ani-jisti-ani-spati-kozhnogo-dnya-prosiv-boga-shhob-ranok-ne-pochinavsya-svyashhennik-upc-pro-svoji-20-dniv-u-pcu/
